Garden of Eden (Jacopo Bassano, 1570-73)

В комнате было темно, и только с улицы проникал слабый свет. Подул бриз, и стало прохладно, но они откинули простыню.

- Дэйв, ты не против, если мы согрешим?

- Нет, девочка, - сказал он.

- Не называй меня девочкой.

- Там, где я обнимаю тебя, ты девочка, - сказал он и, крепко прижав ее к себе, почувствовал, как груди напряглись и округлились под его пальцами.

- Это мое приданое, - сказала она. - Лучше вернемся к сюрпризу. Потрогай. Нет, оставь их. Они никуда не денутся. Погладь лицо и затылок. Вот так, хорошо... Пожалуйста, Дэвид, люби меня такой, какая я есть. Пожалуйста, пойми меня и люби.

Он закрыл глаза и почувствовал на себе ее стройное легкое тело и как прижались ее груди к его груди и ее губы к его губам.

Он лежал, не двигаясь, прислушиваясь к ее желанию, и когда рука ее опустилась ниже и нерешительно коснулась его, он помог ей и, откинувшись на спину, снова лег неподвижно, ни о чем не думая, лишь ощущая на себе непривычную тяжесть ее тела.

- Правда, теперь не поймешь, кто из нас кто? - спросила она.

- Да.

- Ты становишься другим, - сказала она. - Да, да. Ты - совсем другой, ты - моя Кэтрин. Пожалуйста, стань моей Кэтрин, а я буду любить тебя.

- Кэтрин - это ты.

- Нет. Я - Питер. А ты - моя Кэтрин. Ты моя прекрасная, любимая Кэтрин. Так хорошо, что ты стал другим. Спасибо тебе, Кэтрин, огромное спасибо. Ну, пожалуйста, пойми. Пойми и помоги. Я буду любить тебя вечно.

Потом они лежали, усталые и опустошенные. Они лежали в темноте бок о бок, касаясь друг друга, и ее голова покоилась у него на руке. Взошла луна, и в комнате стало немного светлее. Не поворачивая головы, она провела рукой по его груди и сказала:

- Ты не считаешь меня безнравственной?

- Конечно нет. Но скажи, как давно ты это задумала?

- Не знаю. А в общем давно. Ты умница.

Он обнял женщину, крепко прижал к себе, ощутил грудью прикосновение ее дивной груди и поцеловал в губы. Он прижимал ее к себе все крепче и думал: "До свидания", еще раз "до свидания" и "прощай".

- Полежим тихонечко и помолчим, обнимемся и постараемся ни о чем не думать, - сказал он, а в душе добавил: "Прощай, Кэтрин, моя славная девочка, счастья тебе и - прощай".