Константин Кропоткин. "Дневник одного г." - всего 99 руб. Закажи прямо сейчас! >>

Герои популярного в середине 2000-х годов сериала Константина Кропоткина - "Содом и умора" возвращаются на Gay.Ru! Роман, признанный в 2007 году "Книгой года" читателями нашего проекта и позже изданный в Германии, не забыт до сих пор.

...Кирыч, Марк и пес Вирус снова с вами по вокресеньям весной 2011 года.

А также - "Русская гей-проза 2010" с "Другими-разными" Константина Кропоткина.

В спортзале, увидев меня, вертящего педали на велотренажере, она подошла решительно, будто собираясь тут же свернуть мне шею.

- Где ты здесь видишь "вышку"? - сказал я, и вправду чувствуя себя на этом нелепом сооружении в точности, как на троне.

- Я про школу говорю. На физре. В бассейне. Прыгал когда-нибудь?

- Нет, не прыгал.

- И я не смогла. Взобралась на верхотуру, стою, вода внизу. Девочки кричат "давай, ты чего", парни гогочут, а я стою. Это я-то, которая в шестом классе курить начала, которая самой директрисе в глаза дерзила. Представляешь?

- Да, представляю, - сказал я и завертел педали поэнергичней, показывая, что разговор окончен.

Она отступила. С гулким "бу-бу-бу" отошла в другой конец зала и, посверкивая глазами в мою сторону, тяжко затопотала по беговой дорожке.

В Москве есть, наверное, сотни спортивных клубов. Среди них, я уверен, найдется парочка и в том районе, где проживает моя безмерная коллега. Но вместо того, чтобы пойти сгонять жир в заведение под боком, Манечка записалась в клуб, в который ходим мы. Не самый дешевый, не самый удобный, не самый современный. Его нам Сеня с Ваней рекомендовали. Они ходят сюда давно, здесь и накачали себе эту выпуклую, бескожую на вид красоту. А мы - Кирыч, Марк, а следом и я - доверились чужому опыту.

- А я не знаю других финтес-центров, - сообщил Марк в ответ на мой вопрос, почему он не порекомендовал толстухе Мыхино, Пыхино, Новохрящевск или Дуремар-вилледж - в общем, что-нибудь от нас подальше.

Мы шли в раздевалку, чтобы потом пойти в сауну, куда вход только для мужчин и где уж точно не могла затаиться надоедливая тетка.

- Мало того, что на работе от нее бегаю, так она еще и вне работы будет меня доставать, - выругался я.

- А ты не бегай, - предложил Кирыч.

- Да, - сказал Марк, - я же не знал, что вы рассоритесь.

- Мне напомнить, кто виноват? - спросил я.

- Я подумал, что надо вместе ходить, - Марк и ухом не повел, - это очень дисциплинирует. Если обещал кому-нибудь, то все равно пойдешь, даже если не хочешь. Я знаю.

- А я тоже кое-что знаю, - ему в тон прокурлыкал я, - cкоро Манечка приволокет сюда и своего лысого сожителя, чтоб ей было кем помыкать.

Марк издал неопределенный звук, каким всегда обозначает вполне определенное неудовольствие. Если б я писал роман, то непременно свел бы их воедино - придурочного Марка и злющего Николашку, соседа Манечки по ее коммуналке. Что один, что другой на дух друг друга не выносят - сюжет "укрощение строптивца" таит в себе головокружительные возможности. Например, они могут подраться. Или отхлестать друг друга ридикюлями. Или…

- Террибле, - сказал Марк, - Надо куда-то в другое место ходить заниматься.

- Нет, - сказал Кирыч, - У нас уплачено на год вперед.

- Ну, и что? - сказал Марк, - Я не хочу, у меня от Коли голова болит, он...

- А где была твоя голова, когда ты Манечке адрес клуба давал? - спросил я.

- Да, будет вам, - сказал Кирыч, - зал большой, места всем хватит.

Спортом он занимается побольше нашего, похудел, подтянулся - и, наверное, от того практически на любую перепалку реагирует с бепримерным миролюбием. Еще один плюс в пользу Кирыча, и еще один довод в пользу регулярных занятий спортом. И кто бы мог подумать, что я, по физкультуре получавший в школе трояки, да и те из жалости, буду по доброй воле толкать железки...

- Кто бы мог подумать, - вздохнул я. Прыгать с вышки, кстати говоря, мне в школе нравилось больше всего - зажмуриваешься и сигаешь в головокружительную высоту. Всего-то и надо, что сделать один шаг.

- А мне нравится, когда человек думает про здоровье. Осом. Это полезно очень, - сказал Марк.

- Какая оригинальная мысль, - сказал я.

- Да, для организма самое главное - это движение. Нужно хотя бы полчаса в день ходить, а лучше даже больше. Если хочешь похудеть, то нет ничего лучше джоггинга.

- Так вот ты зачем Манечку позвал, - сказал я, - значит, я буду бегать от толстухи, ты - от ее сожителя. Здоровью нашему - неоценимая польза.

- Физическому, по крайней мере, - сказал Кирыч.

- Да, а про психическое лучше умолчать, - признал я.

С этими словами мы явились в раздевалку, покидали вещи в свои кабинки, препоясали чресла полотенцами, прошли в сауну, что по соседству. Очутившись в небольшом, пахнущем горячим влажным деревом пространстве, мы уткнулись прямиком в знакомые руки. Вернее, в ноги - там же полки в три ряда.

- Какие люди!

* * *

Содом и умора.

В общем-то, я не был зол на Манечку, я все про нее понял, я сделал выводы: все в порядке, каждый живет, как он хочет, и если кому не нравится, тот может отойти в сторону. Не его дело.

Я и отошел.

Дело было не мое. Только грабли были все те же. Я записываю человека в друзья, я дружу с ним, дружу, пока не шмякаюсь мордой об стол - и только после ощутимого удара складываю воедино разрозненные факты, которые прежде регистрировал, но не придавал им значения. Помню, была у меня приятельница, которая в один раз приписала мне какую-то там харизму, а в другой раз ругала какую-то знакомую снобку из некоего высколобого круга, а в третий раз зачем-то замирала в трепетных книксенах перед человеком, назначенным ею в харизматичные личности. Все было как-то без особого повода, по ее странной прихоти. Но однажды мне потребовалась ее помощь (подруга же); она пообещала, а когда дошло до дела, обманула. Иссякла, должно быть, моя харизма. Ей не было от меня толку. Я вдруг понял: она завистлива, болезненно завистлива, ей хочется окружить себя особенными личностями, она назначает их себе, но, сама в то особенно не веря, злится, что поднебесье, элитарность, о которой грезит, все никак не приближается; а зависть ест ее - зависть и эгоизм. Глупо, конечно, но я ее не виню. Где были мои глаза? Почему я сразу не сообразил, что имею дело всего лишь с завистницей? Почему мне всегда надо именно так - через привыкание, через постепенное узнавание - к открытию, неприятному, да, очень неприятному.

Теперь, вот, смешная толстуха Манечка, которая именно безбашенностью была мне симпатична, предала человека, который ее любит. Она сделала это в моей квартире. Она привела любовника в мой дом. Она сделала меня соучастником ее предательства. Зачем?

Не мое дело. Не мо-ё...

О, честь и хвала оздоровительным процедурам! Я думал об этом, не злясь на Манечку, не растравляя себя. Потел на полке в сауне и складывал воедино факты - монотонный внутренний голос зачитывал незримый протокол...

- Как баба...

В сауне мы сидели сначала вшестером. Молодой человек с красивым лицом и грушевидным телом сдался первым.

- Такая жопа... - едва за ним закрылась запотевшая стеклянная дверь, сказал не то Сеня, не то Ваня. Я так и не научился отличать неразлучников.

Как и все люди, заботящиеся о своей внешности, Сеня и Ваня презирают тех, кто не сумел добиться на этом поприще впечатляющих успехов. Нет, я, наверное, не буду думать про то, что они говорят за моей спиной.

- А в Германии все вместе парятся, - сказал Марк, на вид свеженький, как огурчик, - все голые. И женщины, и даже мужчины.

- И, - сказал один неразлучник.

- И, - сказал другой.

- И ничего не "и", - возразил им Марк, - некоторые девочки бывают очень красивые, куколки прямо.

- То есть за неимением красивых мальчиков ты стал смотреть на красивых девочек, - поддел я Марка.

"И", - теперь это букву неразлучники выразили молча, и добавили:

- Эти бабы...

Они были женофобами - не самая, кстати, редкая мужская порода. Они не любили женщин шумно, как, наверное, в своих прежних жизнях, сидя на пальме в тропическом оперении, не любили других, не похожих на них птиц.

- Как минимум две бабы поучаствовали в вашем появлении на свет, - без выражения произнес Кирыч.

- А были еще другие бабы, которые народили тех баб, стараниями которых получились такие красавцы, - сказал я; мы с Кирычем понимаем друг друга с полуслова.

- Ну, не только же... - сказал кто-то из неразлучников, утирая пот с атлетически выкроенного, хоть и поплывшего малость тела.

- Вы тоже странные, - вступил Марк, - а что вы будете делать, если у вас не мальчики родятся, а девочки?

Какие мальчики? У кого родятся? В растерянности я посмотрел на их животы, плоские и с кубиками. Надоедливая Манечка в миг вылетела из головы.

- Вы же не бросите своих кровиночек, правда? - сказал Марк.

- Почему обязательно должны быть девочки? - сказали Сеня и Ваня.

- Извините, что вмешиваюсь, - произнес я, - но может ли кто-нибудь пояснить мне, недоумку, о каких детях речь?

Замолчали Сеня и Ваня. Умолк и Марк - под недовольным взглядом неразлучников дернул подбородком, сообщая "ну, и что", из чего я сделал вывод, что он проболтался.

- Мы же уезжали тут, - сказал кто-то из дуэта.

- Да, куда-то в ближнее зарубежье, - сказал Кирыч.

- А они в Испании были, - указывая на нас сказал Марк, - машину взяли и...

- Не сбивай с толку, - отмахнулся от него Кирыч, - Ну, ездили, и что?

- А я думал, что вы сбежали, чтобы не навлечь на себя подозрения, - сказал я, - Не хотели, чтобы вас в связи с убийством замели, - я не столько произнес, сколько подумал вслух, вспоминая их странное поспешное исчезновение.

- Ерунда, - сказал один, а другой поддакнул, - там "висяк". Володя, ну, мент, говорит, что дело в архив сдали. Преступник не найден. Шито-крыто.

- А почему? - спросил я, - А как же закон? Они же там должны пресекать преступность.

- Да, надо же узнать, кто убил, - добавил Марк, - интересно же.

- А нам не интересно, - сказали Сеня и Ваня с торжеством, желая словно подчеркнуть, что на эволюционной лестнице стоят нас гораздо повыше.

У них все по-другому. У них все гораздо прекрасней.

- Распоряжение поступило, - понизив голос, сказал один.

- Расследование не имеет смысла, - добавил другой.

- Какой у правды может быть смысл, кроме правды? - спросил Кирыч.

- Некрасивая правда оказалась никому не нужна, - резюмировал я, делая усилие, чтобы не дать мыслям втянуться в мутный круговорот: а кому может быть выгодно нераскрытое убийство бедного портняжки? у кого столько возможностей, чтобы "убедить" прокуратуру?

- Но зарубеж вы уехали не потому, - напомнил Кирыч.

Сеня и Ваня переглянулись и, со вздохами, потея во всю ширь свою и стать, заявили:

- У нас будут дети... От суррогатных матерей...

- Это разве законно? - спросил я.

- Там, - кивнули они в сторону дверцы, - да. Запишемся отцами, перевезем.

- А матери кто? - спросил Кирыч.

- Все тебе расскажи, - вмешался Марк, - а может быть это врачебная тайна?

Ага, подумал я, сначала дурень выбалтывает лишнее, а затем натягивает на себя доспехи моралиста. Логика столь же безупречная, что и у клинических женофобов, у которых есть святая мама и остальные бляди.

- Ну, не каждый же день нам преподносят истории, как из телевизора, - сказал я.

- У нас все урегулировано, - сказали Сеня и Ваня тоном, не терпящим возражений. Они будут отцами, и точка: "больше не хотим про это говорить".

Ушли.

- Ну, молодцы, - Кирыч в задумчивости потер затылок, - только потянут ли? Это ж не собаку себе завести.

- Я тоже сначала в ужасе был, - сказал Марк, - а теперь вспомнил, что в Европе много таких. На Миконосе или в Ситжесе так и вообще сплошь и рядом геи с детьми отдыхают. Особенно в последние годы. Тре-тре-бьян.

- Да, что-то меняется, - сказал Кирыч.

- Не понимаю, к чему эти сложности, - сказал я, - почему бы им не завести себе попугая?

Кирыч без улыбки посмотрел на меня: дескать, какие тут могут быть шутки?

- Или хотя бы пару канареек, - попытался я смягчить едкость.

* * *

Дневник одного г.

Она окликнула меня в фойе. Сеня с Ваней уже сбежали, мы покидали спортзал втроем.

- Ай, а ты все еще здесь?! - со лживым удивлением воскликнул Марк, увидев Манечку, которая с красным лицом сидела на резном диванчике возле администраторской стойки.

- Илья, можно с тобой поговорить? - окликнула она.

Я растерянно посмотрел на сожителей, те отступили.

- Мы в машине подождем, - сказал Кирыч.

Она похлопала по дивану рядом с собой.

- А нельзя как-нибудь в другой раз? - спросил я, но присел, поставив на колени рюкзак, отгородившись, - или в другом месте?

Тощий юноша-администратор профессионально нам оскалился.

- Я хочу, чтобы ты все правильно думал, - сказала она, - ты должен меня понять.

- Ничего я не должен.

- Я знаю, как ты думаешь, и хочу рассказать.

- Слушай, найди попа, запишись на исповедь.

- Дурак ты.

А ты сволочь, про себя произнес я. Чем старше становишься, тем чаще неприятную правду проговариваешь про себя, наружу выпуская только пену любезности.

- Решила собой заняться? - спросил я.

- Помнишь, я тебя спросила? Про вышку.

- Да, ты не прыгала.

- Не моя высота. Понимаешь? Он даже во сне красивый, понимаешь? Иные спят, слюни по подушке пускают - ну, страшные, как я без грима. А у него волосок к волоску: бровки, реснички. И губки сложены прилично, и нос красивый, и подобородок. И даже лежит, как будто позирует. Ну, ненатурально все. Я специально свет посередь ночи включала - а он всегда, представляешь? он красивый абсолютно всегда! Не человек, а марсианин какой-то. Что мне с таким делать? Я даже боюсь его. Это я-то...

- Кого ты боишься?

- Его. Ты знаешь. Ашота.

Я чуть рюкзак из рук не выронил.

- И поэтому ты решила прибавить ему морщин? - захохотал я, пугая блеклого юношу за стойкой, - Вот, узнает красавчик, что любимая наставляет ему рога, и появится на лбу страдальческая складка. Ура. А если повезет, так и пить начнет, драться. Может, хулиганы глаз ему подобьют. Или инфаркт случится, сердце-то не железное.

- Да, я влюбилась, дурак, я влюбилась, - с надрывом произнесла толстуха, - влюбилась. Он же был, как зачет, как галочка в женской биографии. Ну, приятно же, когда тебя такой парень хочет?! Ну, приятно же, ну, скажи?..

- Да, - я притих, - наверное.

- А теперь я влюбилась. Не принц, да, некрасивый он, незавидный, но мое же, родное. У меня даже от башки его лысой сердце разрывается. Я, конечно, вида не показываю, чтоб помыкать не начал, только во мне все ходуном ходит.

- Избавь меня от подробностей, пожалуйста, - сказал я. Кроме сожаления задрипаный кадровик Голенщиев не вызывал у меня ничего.

- А как же Ашот?

- Ты же сам говорил, что каждый получает по заслугам. Ты говорил, я помню. Будь же ты человеком! Нельзя же так с людьми поступать. Я тебе, что, тряпка негодная, чтобы меня вот так выбрасывать?! Чистоплюй сраный! - она встала, - я все сказала и думай теперь, что хочешь.

Поднялся и я.

Я подумал, что кончается лето. Уже вечер, и сейчас, если выйти из здания наружу, к лицу наверняка прикоснется нежная бархатная прохлада. Самые жаркие дни позади.

- Тебя подвезти? У нас в машине свободное место, - сказал я.

- Круто, - сказала она, моментально утихнув.

Мы пошли к двери.

- А Сеня с Ваней детей рожают, - сказал я, - хотят мальчиков, но, скорей всего, будут две девочки. Две принцессы. Любить их будут и наряжать, как кукол. Я так думаю.

- Да, - сказала Манечка, не спросив кто это, и даже не удивившись способности мужчин к деторождению. Смертельно влюбленная в своего недотепу, сейчас она верила во все подряд, - Скоро будут злющие, как гарпии. Мамаши ради своих грудничков весь мир на британский флаг порвать могут.

- Они, строго говоря, будут папаши. Отцы.

- Попомни мое слово. У них там такая переоценка ценностей происходит, что...