Екатерина Васильевна Гельцер (1876–1962)

И вот она! Театр безмолвнее
Невольника перед царем.
И палочка взвилась, как молния,
И вновь оркестра грянул гром.

Лучи ль над ней свой блеск умножили,
Иль от нее исходит день?
И отрок рядом с ней -не то же ли,
Что солнцем брошенная тень?

Его непостоянством мучая,
Носок вонзает в пол и вдруг,
Как циркулем, ногой летучею
Вокруг себя обводит круг.

И, следом за мгновенным роздыхом,
пока вскипает страсть в смычках,
Она как бы вспененным воздухом
Взлетает на его руках...

Так встарь другая легконогая
- Прабабка "русских Терпсихор" -
Поэта зажигала взор.
И вот - по мановенью мага

Воздушный мой распался сад,
И нет тебя, иссякла влага,
И снова в жилах треск цикад-

Прохлада милая! Сибилла!
В руках простертых - пустота...
Так не было того, что было?
Единственная! Ты - не та?

Но нет, нет, тлеет плащ твой вдовий
От искры моего костра,
По духу - по небесной крови -
Сестра!

Отчего от отчего порога
Ты меня в кануны роковые
Под чужое небо уводила,
Поводырка страшная, любовь?

Отчего меня замкнули Альпы
В год, когда он грянул, - гром Цусимы,
И обидой содрогнулось сердце
Семнадцатилетнее мое?

Отчего не раньше, не позднее, -
В день, когда заполыхала Пресня,
Не изгнанница и не беглянка,
Шла я по Торкватовой земле?

Отчего под мертвым небом Сити
В попугайном звуке чуждой речи
Я услышала с полей родимых
Головокружительную весть?

Отчего, как в том июле грозном,
Я брела опять за поводыркой
И ушла из дому накануне
Огнедышащего октября?..

Если мать лежит на смертном ложе,
Сыновья - стоят у изголовья,
Дочь - хладеющие руки греет...
А чужих не велено впускать.