Евгения Дебрянская, ''Нежная агрессия паутины''. Сборник прозы. Тверь: ''Kolonna Publications'', 2001. 1000 экз.

Евгения Дебрянская - главная лесбиянка Советского Союза, за что ее мэр Нью-Йорка еще в 1990 году наградил квартирой. Но почему-то в Москве.

Наверное, теракты предвидел, защитить пытался.

Книга прозы Дебрянской (два небольших романа + интервью) интересна повышенной метафизичностью.

Объясняю.

Главная претензия, которую критики обычно предъявляют женской прозе - "отсутствие метафизики", и поэтому "укорененность в быту". То есть, грубо говоря, писательниц интересует только кто кого любит, но не интересует - как и почему.

И тут приходит она, красивая и смелая.

Фантасмагорическая проза этого любовно изданного томика переполнена трупами и грубым сексом, всевозможными извращениями и фекальными водами, которые и призваны, видимо, победить в данном конкретном случае всю эту розовую женскую чушь. Дебрянская призывает относиться к себе, как к крутому пацану с наколкой на каком-нибудь интимном месте.

Возле левого соска, например.

Однако покатость бедер выдает страну происхождения.

Конечно, женщины тоже могут мериться письками, но тогда, пожалуй, не в длину, а в глубину…

Авангардное письмо с блестками сюжетов и нормально прописанными персонажами.

И при этом - бездна агрессии, пропасть отчаянья и звенящие в тишине колокольчики пустоты.

Даже если у тебя луженая, глубокая глотка.

Сборник прозы Евгении Дебрянской вышел в "Kolonna Publications" практически одновременно со сборником "Дезинсектор!" Уильяма Берроуза в переводах Мити Волчека.

Про Берроуза подробно объяснять не надо: дюжина его книжек имеется на любом прилавке.

Кому надо - тот знает.

Для начала отметим аккуратность подачи, любовность оформления этих книжек: в Твери находится одно из самых стильных и внимательных к своим авторам издательств.

Неужели такая приятность продукции "Колонны" вызвана сугубо корпоративными причинами - "свои" издают "своих"?

Маргиналы - маргиналов?

И значит ли это, что в большом мире, в "обыкновенных" издательствах не хватает ощущения причастности к изданию важных для самих издателей текстов?

И значит ли это, что "обыкновенные" издательства издают совсем не то, что хотят читать сами?

Берроуз и Дебрянская создают странную, дуальную пару мужественной женщины и несильного мужчины, подавленного-задавленного своими страстями.

Отсутствие психологии - вот, что не дает Берроузу быть традиционно мужественным. Книга состоит из разнонаправленных отрывков, которые (создается ощущение) автор собрал в разных ящиках письменного стола и объединил в книгу.

Наличие (хотя и пунктирное) причинно-следственных связей - вот, что делает прозу Дебрянской не окончательно женской. Хотя и не совсем еще мужской, мужеской: тональность агрессии выдает страдания по поводу "кастрационного комплекса".

Все остальное, кажется, на месте.

Реальность Берроуза плывет вместе с его сексуальной идентификацией. Дело уже даже не в наркотиках: гормональный уровень заставляет склеивать коллажи, прерывать вполне добротные реалистические описания всевозможными лирическими вставками, окончательно размывающими содержание.

В "Голом завтраке", посвященном "джанки", всем этим неправильным ребятам и их наркотическим грезам, подобные "плывуны" как бы оправданы.

Я помню, как читал первое издание "Голого завтрака", вышедшее в "Глаголе" и думал: наверное, так и надо - субкультура-с, однако.

Но здесь тональность и тематика вроде бы меняются, а раздражающие своей внезапностью и непонятностью "плывуны" так и не исчезают.

Почему я, такой нежный, должен все это слушать? (К.Д. Бальмонт)

И главный вопрос: что мне Гекуба? Чему здесь я могу сопереживать, если ни с кем не могу идентифицироваться?

Конечно, в живописи были кубизм и поп-арт, но так ли важно создавать "междисциплинарные" аналоги вранья о жизни?

И еще один интересный момент.

Подобную экспериментальную прозу любит публиковать "Митин журнал". Так вот там - маленькими порциями и в окружении текстов разной талантливости и направленности - такие метафорические сгустки, будь это Батай или Берроуз, проглатываются легко.

Будто так и надо: слюна контекста делает несъедобные продукты удобными для употребления. Здесь же, в книжке, никаких перепадов внутритекстуального давления не происходит, выходит монолог (бормотание) некоего выжившего из ума и вышедшего на пенсию джанки.

Хуже ситуация обстоит только с другим писателем на "б" - Чарльзом Буковски.

Вот уж кто точно опоздал родиться по-русски.

Первые русские тексты Буковски, опубликованные, кажется, в перестроечном "Огоньке" - вперемешку с ужасами про Берию и подпольные публичные дома, - еще как-то канали…

Но потом - после Довлатова и Ерофеева, после всеобщего похмелья, вызванного невиданной информационной травмой (ужасы про Берию не прошли даром), после фильмов с Микки Рурком, наконец, Буковски как-то сморщился и сжался.

Паровозик из Ромашково ушел в свободное плаванье уже без этого пассажира.

Но его к, своей чести, "Колонна публикейшенз" вроде бы не печатает.

Цитата из книги Евгении Дебрянской:

"Лиданька работала в медвытрезвителе и работой своей дорожила. Она любила прохладу кафельных коридоров, любила ходить по ухабистому, обдуваемому ветрами пустырю, отделявшему старое здание от жилого массива. Ей нравилось хозяйничать среди мертвецки людей. Народу перевидала всякого: и писателей, и артистов, и конструкторов самолетов, и мелких воришек, и юношей, что тыкались в стену, словно слепые котята, и буйных, жестоко приводимых в чувство. Отдавая приказы - Встать! Раздеться! - наблюдала за суматошными жестами, частенько помирая со смеху. Но больше всего любила тайком подсматривать за голыми мужиками. Сколько мужиков - столько членов. Горячо возбуждаясь, гнала всех в душ и в дверях, заслонив животом проход, жадно щупала каждого. В женском отделении не церемонилась, хлестко лупила по голым ляжкам, забывала про единственную сигарету перед выпиской, штрафовала без оглядки или отправляла в суд, не вникая в объяснения. Утром, покидая свою вотчину, уносила легкий запах хлорки в волосах и под мышками; вдыхая его уже дома, в постели, закрывала глаза, и вереница хуев уносила ее в сладостный, маетный сон".

Цитата из книги Уильяма Берроуза:

"память умирает когда их фотографии заливает дождь капли грязной воды под деревьями в тумане тени мальчишек на рассвете на полях пионов потерялись холодные мраморные шарики в комнате гвоздИки три ампулы морфина маленькие голубоглазые сумерки смеются у него между ног желтые пальцы синие звезды хуястые мальчишки сна замерзли сны теперь я подросток передайте дальше плоть и кости давно затаились да сэр oui oui" .